— Ты чувствуешь?
— Чувствую, — выдохнул Влад. — Так много всего, даже не верится… Это больно, Севыч, оказывается это больно.
— Где ты?
— Только что ушел из дома. Там Дашка была, меня ждала, и мне вдруг стало так… неприятно все, что связано с ней, она совершенно отличается от Киры, ты знаешь, это ведь она все… — под сердцем распускалась боль, растекалась по венам, порождая яркие сполохи под зажмуренными веками. — Мне достаточно просто быть рядом, чтобы это оживало. Это не любовь, Севк…
— Не любовь, — эхом откликнулся там, на другом конце незримой ниточки брат. — Так не любят, Владька.
— Я знаю, потому что я люблю тебя, но она… Я чувствую ее тепло, ее любовь, ее страхи, ее желания… — по спине спускается волна озноба. Пальцы заледенели. Влад поежился, глубже зарываясь в тонкую курточку. — Я откликаюсь, что-то внутри меня откликается на ее чувства…
— Она «карта», Владька, — в голосе Севы тускло мерцала грусть.
— Пусть, Сева, пусть, — улыбнулся про себя Влад. — Я чувствую, я всю жизнь хотел этого, понимаешь? Она мне подарила это, кем бы она ни была… Она не может воздействовать на меня никак, а значит все, что я чувствую — чувствую сам, это мои чувства, Севка, и за одно это я готов защищать ее от всего мира.
— Даже от меня? — горечь.
— Я люблю тебя, мелкий.
— Я… тоже люблю тебя, Владька…
…Он кое-как добрался до метро, надеясь, что успеет доползти до Киры до того, как уйдет последняя электричка. И только когда лифт остановился и Ястребов вышел на уже знакомом этаже, у знакомой же двери, понимание того, что домой он не вернется, робко постучалось в измученный жаром разум.
Кира вздохнула, пошевелилась и открыла глаза. Попыталась распрямиться и тихо застонала: сведенные от неудобной позы мышцы отозвались болью. Черт… Прилегла на диван, чтобы хоть немного расслабиться и уснула. Влад уже должен был вернуться. Влад!
Кира мгновенно вскочила и, поправляя халатик на ходу, метнулась в прихожую. Даже не глядя в глазок, щелкнула замком и открыла дверь. Заглянула в горящие глаза и выдохнула:
— Влад!
— Видишь, ничего со мной не случилось, — Влад шагнул в коридор, осторожно опустил рюкзак с вещами на пол в углу и, закрыв дверь, прислонился к ней спиной, глядя на девушку из-под полуопущенных ресниц. — Волновалась, ждала и выглядывала из окошка?.. — голос сел и он скорее шептал, чем говорил.
— Спала, — без улыбки ответила Кира, глядя пристально в его глаза. Потянулась, почти встав на носочки, коснулась губами лба. — Как ты?
В лицо дохнуло жаром, мгновенно стало трудно дышать, что-то вспыхнуло внутри, прокатившись по венам огненным потоком, и Влад тихо застонал. Странно, но губы Киры подарили прохладу. Там, где она его касалась. Он осторожно обнял девушку и щекой прижался к ее щеке.
— Так значительно лучше. Боже… не надо было… — сделав над собой усилие, Влад заставил себя разжать объятия и отвернуться. Жар с новой силой накинулся на него, а тело потребовало: не отпускай, не смей. — Я заразный, наверное, не надо было… приходить,…
Он легонько коснулся ее скулы кончиками пальцев и чуть не взвыл. Прохлада. Нежная, шелковистая прохлада. Как здорово, как восхитительно погружаться в нее, как в жаркий летний день окунаться в ласковую воду озера.
— Кира…
Она перехватила его руку, сжала пальцы.
— Тебе надо лечь.
Влад переплел их пальцы и коснулся губами раскрытой ее ладони, провел по щеке и улыбнулся. Шальной, лихорадочный блеск в глазах, жаркое дыхание… сухие губы шевельнулись, едва слышно выталкивая просьбу.
— Можно я тебя поцелую?.. Было бы обидно сгореть, и не повторить то, что было на площади.
— Ты не сгоришь, — еле слышно выдохнула Кира. Что происходит?! Жар Влада словно начал проникать и в нее. Понемногу, почти незаметно, но внутри словно кто-то раздувал костер. Она чуть качнулась вперед и застыла в паре сантиметров от его лица.
Его пальцы разжались, выпуская ее ладонь и вплелись в растрепанную светлую гриву, не оставляя ни миллиметра расстояния между ними. Губы пленили ее чувственные губы, накрыли властно, жадно, страстно, разделяя дыхание. Он раскрылся ей на встречу, совсем как тогда, позволяя странному перепутанному клубку обрывков чувств и эмоций вырваться на свободу, подстегиваемому кипящим в нем жаром.
Желание… вот как это называется. Настоящее желание.
Искорки чистой страсти плясали на их губах.
— Кира…
А она молчала… Внутри бились в истерике ярко-красные нити, тянясь к нему, жадно поглощая его эмоции, его желания и требуя еще и еще. Большего…
— Да… — воздуха хватило только на один еле слышный выдох. Но руки словно сами собой прошлись по его плечам, зарылись в волосы, чуть сжали… Она чувствовала, как бьется его сердце, но жар… Кажется, он ушел. Или она теперь также горит?
Он неловко стряхнул с себя обувь, пошатываясь, как пьяный. Выпутался из куртки, целуя ее губы, скулы, шею, комкая тоненький шелк халатика. Нечем дышать. Только ею можно. Только ее пульс поддерживает бешенное биение его сердца в груди.
Он подхватил ее на руки, прижимая к себе так крепко, будто хотел присвоить, сделать частью себя, так же, как чувствовал сейчас. Ток крови по венам, жар ее тела…
Он не помнил как добрался до спальни, только на миг ощутил боль в плече: кажется, не вписался в дверной проем. К черту… к черту все. Кира…
А у нее не было сомнений, и вопросов — тоже. И даже мысль, занозой засевшая в мозгу была сейчас лишь рябью, тенью. Она этого хотела. Она этого ждала. Всплеска, жара, его силы, его мягкой и рычащей пустоты.