Пасьянс в четыре руки - Страница 13

— Нет, Виталий Игнатович… спит, и будить его я не буду… даже и не подумаю, он спит всего часа три, — врет, подлец, и не краснеет — Я не знаю пароля от его ноута. И я тоже сплю… и вам доброго дня. Я ненавижу твое начальство, — пробурчал Сева, подгребая под себя большую часть одеяла. — Ты пришел холодный. И нос у тебя холодный, и уши… Ненавижу!

— Ну, я ж не спрашиваю, где тебя полночи черти носили… — фыркнул Влад, обнимая брата вместе с одеялом. — Спасибо что отмазал.

— Не за что, извращенец! — хмыкнул младший, разворачиваясь к нему лицом. Чуть поморщился, нащупав кончиком языка подживающий шрамик на губе. Ребра ноют, голова все еще болит и при том так, что шевелиться не хочется, еще и вполне ощутимо подташнивает. — Хана… приползать с работы и ломиться в постель к родному брату, когда у тебя есть девушка!!! И как мне тебя называть? ИЗВРАЩЕНЕЦ!

— Мне больше импонирует Владислав Андреевич, — он привычно выдохнул и раскрылся, впуская в себя, во внутренний свой вакуум спокойствие и уют дома. Тепло родного человека. — Под какой асфальтоукладчик ты попал?.. Надеюсь, ничего криминального? Извини, что разбудил ночью.

— Очередное гиблое дело? — помрачнел Сева, и вдруг как-то нахохлился. Будто на солнце набежала туча. — Дашка тебя весь вечер ждала.

— Не ершись, — попросил Влад и взъерошил светлую челку. Как объяснить этому ребенку, что рядом с ним просто тепло? Рядом с ним ему не нужно вслушиваться, не нужно контролировать себя, не нужно дозировать собственные силы и жалкие крохи эмоций, боясь растратить их все в один момент. Он пуст. Лучшая из «ищеек». И лучший он именно потому, что пуст. Потому что внутренняя пустота, поглощая чужое воздействие хоть ненадолго, но позволяет ему быть. Это жизнь. «Карта» живет воздействием. Своей силой живет. А он существует благодаря тому, что впускает в себя следы воздействий. Но долго ли он протянет вот так? Когда единственная эмоция, которую он знает и испытывает — любовь к брату, своей половинке, зеркальному своему отражению, отнявшему у него способность любить. — Очень. Боюсь, это дело введут в ранг приоритетных.

— И тебе придется пропадать на работе сутками, — вздохнул Севка. — Кто на сей раз? Беглый Валет?

— Хуже, — губы сжались в полоску. — Если я все понял, то это минимум Дама. Как бы не выше. И новая «карта», инициированная как раз вчера. Все равно в новостях увидишь… «мясорубка в клубе «Андеграунд». Я никогда не был слабонервным, но то, что я увидел там…

Севка вдруг напрягся, а потом с силой обнял его, так, что можно было ощутить, как колотится его сердце. Заполошно, быстро.

— Знаешь, мне ведь показалось, что я по-настоящему испугался. Но нет, не испугался. Я увидел страх в Макаре. Я почувствовал страх в Артуре. Но в себе я страха не нашел.

— Ты хочешь бояться? — было в его голосе что-то, заставившее Влада подобраться и внимательно посмотреть брату в глаза.

— Не знаю, — выдохнул он. — Я никогда не боялся за себя. И этот страх он такой… абстрактный. Я в какой-то момент испугался за тебя. Вдруг подумал, что ты мог оказаться в том клубе, что ты мог быть одним из тех, кого растерзали. Но мне было все равно, если бы там оказался, к примеру, Данька или Даша.

— Ты страшный человек, брат мой, — поежился Сева.

— Для любого, кроме тебя, — Влад улыбнулся, но его улыбка так и не появилась в глазах младшего брата.

— А если бы я был «картой»? — чистый взгляд небесно-голубых глаз отражал нечто сродни панике, и старший замер. Такого вопроса он от младшего не ждал.

— Не знаю… Не знаю. Ты единственный в этой жизни дорогой мне человек. Меня бы не стало без тебя. Просто бы не стало, — Влад зажмурился и вздохнул. — Ладно, развели мы тут с тобой… С тебя обед. Мне еще отчет писать, но ты же не дашь загнуться от голода любимому братцу?

Севка фыркнул и рывком поднялся из постели.

…Вообще — кто бы сомневался, что завтрак готовить Севе. Но кофе варить — непременно Владу. Писать доклад по истории — тоже Владу, но вытаскивать друзей и замученного брата «на погулять» и организовывать досуг своей вечно погруженной в тяжкие думы половинке — это Севе. Потому Владислав Андреевич пропустил момент, когда рядом с ним на столе появилась тарелка с поджаренным кусочком курицы и картошкой. Зато четко услышал, как в двери зашелестел ключ, и унылым голосом Всеволод Андреевич поведал о том, что отправляется в универ, вгрызаться в гранит науки.

Влад откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился в экран монитора. Уже битые полчаса он просто смотрел на открытую страничку «Ворда», и не мог заставить себя написать ни словечка. Что-то не так. Что-то не давало покоя, звенело тревожным звоночком на грани понимания и никак не давалось в руки.

Так много вопросов и ни одного ответа. Или он просто вопросы неправильно задает? Ведь правильно поставленный вопрос — это восемьдесят процентов ответа. А он даже не знает ЧТО спрашивать.

Номер раз. Почему и кто запер «карту» красной масти в подвале ночного клуба? И как там оказалась «карта» потенциальная, не инициированная, и при том склонная все к той же красной масти?

Почему «карта» не инициировала второго сразу, а волокла за собой на пределе сил так долго, почти до самого выхода?

Что, наконец, заставило наставника рискнуть ТАК? Пойти напролом, подставиться, учинить сущую мясорубку, засветиться по полной перед особым отделом, да еще и фактически подписать себе смертный приговор инициацией и такого уровня воздействием?

Остро отточенный кончик простого карандаша плясал по бумаге. Влад привык вот так набрасывать образы, которые чувствовал, описывать следы воздействий еще в Академии, разбирая архивы. Это было легко, если просто придумать для себя схему. И он придумал. То, как рассчитывал «масть», примерный класс, возраст, пол, исходя только из выбранного воздействия. И угадывал в восьмидесяти процентах случаев.